Автор Гордон Хан (Gordon Hahn)
Источник: http://thesaker.ru/authors/размышления-по-поводу-статьи-хилла-и-г-2/ (Перепост – http://geo-politica.info/putin-amerike-otchuzhdayus-ot-tebya.html)
18 апреля 2015
Перевод: Eugenia
17 февраля, 2015
Фиона Хилл и Клиффорд Гэдди опубликовали великолепный анализ отчуждения российского президента Владимира Путина от Америки и ее внешней политики. Cегодня в большинстве описаний российские действия представляются вне контекста. «Россия вторглась в Грузию». «Россия вторглась на Украину». «Путин критикует Америку». «Россия воспринимает США как врага». Повседневно и практически единодушно Россия изображается, как действующая спонтанно в вакууме безотносительно к миру вокруг нее. Ее политика и действия, якобы, не являются ответами на западную политику и действия Запада. Они являются глубоко продуманными планами победить Запад независимо от того, как ведет себя Запад.
Например, говорят, что Россия начала Осетинскую войну 2008 года. То, что предшествовало российскому вторжению – массированный обстрел Грузией столицы Южной Осетии Цхинвала с использованием неточных Градов, убийство сотни мирных жителей и 19 российских миротворцев при обстрелах Градами, а также вторжение в Южную Осетию и сумасшедшее буйство грузинской армии в Цхинвале – остается за пределами рассмотрения. Похожим образом, нынешние рассказы о «войне России на Украине» и «вторжении России на Украину» не принимают во внимание предшествующие события. Более того, степень участия России в событиях в Донбассе преувеличивается, и «доказательства» часто неубедительны или просто подделаны Киевом, но принимаются как истина в последней инстанции правительством США и прессой.
Хилл и Гэдди предлагают сильное противоядие против склонности американского сообщества исследователей России к пропаганде и паникерству, используемым для увеличения продаж, «лайков» и просмотров, но которые маскируются под «экспертный анализ».
В их изложении Путин вначале не испытывал никаких особых чувств к Америке или относился только открыто и практично, несмотря на то, что он служил в КГБ в 1983 году в разгар Советско-Американской напряженности в период холодной войны, и что он работал на переднем крае холодной войны в Германии. Так, в качестве заместителя весьма демократичного мэра Санкт Петербурга Анатолия Собчака в начале 1990-х годов Путин способствовал работе американских компаний в городе и помогал им разрешать споры по контрактам. «Он не производил ни в малейшей степени впечатления, что у него имелись какие-то антиамериканские или антизападные взгляды».
Однако после его приезда в Москву, нескольких этапов расширения НАТО, бомбежки США и НАТО Белграда без резолюции ООН и вмешательства НАТО в Косово, отношение Путина к США стало меняться на более жесткое. Эти события произошли, когда Путин возглавлял ФСБ. Они должны были вызвать негативную реакцию у человека, который начал работать в КГБ на пике напряженности холодной войны и с большой вероятностью пробудили все антиамериканские настроения времен холодной войны, привитые ему культурой КГБ.
Как Путин выразил это спустя 15 лет в его речи по поводу нынешнего кризиса на Украине: «Было трудно поверить, даже видя все своими собственными глазами, что в конце 20-го века одна из европейских столиц, Белград, подвергался ракетной атаке в течение нескольких недель, а затем последовало настоящее военное вторжение».
Как заметили Хилл и Гэдди, «Кампания НАТО в Косово явилась поворотным пунктом для Москвы и лично для Путина. Российские власти оценили вторжение как средство распространения влияния НАТО на Балканах, а не как попытку справиться с гуманитарным кризисом».
Москва и дальнейшем будет воспринимать такие события, как западные гуманитарные вмешательства, учение о «праве защищать» и цветные революции, как просто прикрытие для расширения НАТО. Как я отмечал ранее, это соединение демократии и борьбы за права человека с расширением НАТО – «милитаризация борьбы за права человека», как это выглядело в представлении Москвы – не только разрушило американо-российские отношения, но и усилило подозрения России по поводу настоящих целей, скрывающихся за западной борьбой за права человека, а также по поводу полезности демократии как таковой.
Паранойя русских казалась обоснованной, когда вскоре после югославских событий в августе 1999 года началась Чеченская война. Политические круги Вашингтона и организации защитников прав человека проигнорировали джихадистскую составляющую чеченского вторжения в Дагестан. Они концентрировались только на нарушениях прав человека со стороны России. Збигнев Бжезинский, советник по национальной безопасности в администрации Картера, и генерал в отставке Александр Хейг, бывший государственный секретарь в администрации Рейгана, способствовали созданию группы защиты для чеченцев, и Бжезинский преуменьшал опасность джихадизма для России. В Москве все это вызвало опасения возможного вторжения НАТО в Чечне, учитывая, что Бжезинский представлял сильное польское и восточно-европейское лобби, а Хейг был весьма влиятелен в военных кругах США и НАТО.
Еще до событий 11 сентября Путин надеялся избежать опасности вторжения в Чечне по видом «права защищать», объясняя чеченский конфликт в терминах «войны с терроризмом» (войны с джихадизмом) и предлагая сотрудничество США и Западу в своей «примирительной» (согласно Хиллу и Гэдди) статье в Нью Йорк Таймс в ноябре 1999 года. После 11 сентября Путин усилил предлагаемое и реальное сотрудничество в этой борьбе. До недавнего похолодания отношений Россия предоставляла ценные разведывательные данные, обучение и материальную помощь в борьбе с джихадизмом.
К сожалению поддержка Западом розовой революции в Грузии и оранжевой на Украине, а также арабских «весенних» революций, в дополнение к непродуманному вмешательству по типу «права защищать» в Ливии и Сирии свела на нет положительное влияние, оказываемое на американо-российские отношения сотрудничеством в борьбе против джихадистов (где вклад России был весьма важен и существенен), а также более тесными экономическими и другими связями, надежды на которые возникли в связи с «перезагрузкой».
Во время неумелой, если не сказать опрометчивой, операции в Ираке, которая стала разваливаться к 2003 году, а также в период ливийской и сирийской авантюр в 2011-2012 годах представления Путина о США как о некомпетентной стране стали сменяться подозрениями и недоверием – ощущением, что то, что выглядит как неумелость, на самом деле является хитрой политикой дестабилизации регионов с целью получения контроля над ними или других каких-то преимуществ, оставляющей на долю других стран занятие последующей уборкой.
Два небольших недостатка работы Хилла и Гэдди – это отсутствие упоминания о роли западного вмешательства в гражданскую войну в Ливии в решении Путина вернуться в Кремль, и о роли, которую сыграл Путин в кризисе по поводу якобы использования Сирией против оппозиции химического оружия.
По поводу первого пункта, существуют свидетельства, что Медведев самостоятельно принял решение воздержаться при голосовании в Совете Безопасности в марте 2011 и не блокировать продвигаемую Западом резолюцию ООН по «бесполетной зоне» в Ливии.
Медведев через несколько часов спешно собрал пресс конференцию около своей президентской резиденции в Горках, где, наряженный в куртку пилотов истребителей, выступил против утверждений Путина. Он подчеркнул: «Я думаю, что мы все должны быть осторожны в наших оценках. Совершенно неприемлемо использовать выражения, которые по существу ведут к столкновению цивилизаций, такие как крестовые походы и так далее – это неприемлемо».
Решение Медведева, вытекающие из него разногласия между Путиным и Медведевым, последующая бомбежка Западом ливийских сил и кровавая смерть Каддафи могли только подогреть раздражение Путина и других традиционалистов против Запада и их сомнения по поводу Медведева. Наиболее важно то, что бомбежки и незаконная казнь Каддафи означали всестороннее поражение в Москве для более прозападных взглядов Медведева, предусматривающих большую кооперацию с США и Западом. Более того, разгром в Ливии был единичным эпизодом в рамках более серьезного вызова, связанного с «Арабской весной», с которым, как теперь Путин должен был думать, Медведев был не способен справиться.
Во втором пункте, западные политические круги не отдали должное Путину за его обещание, которое он выполнил, – обеспечить уничтожение сирийского химического оружия. Хилл и Гэдди заключают, что именно в этот момент «американское образование Путина было завершено».
Когда в ноябре 2013 года начался кризис на Украине, «представления Путина об Америке стали совсем мрачными», совершенно справедливо отмечают Хилл и Гэдди. Позже Путин, празднующий триумф России в спорте и в отношениях с публикой в Сочи, был опять предан Западом. Украинская оппозиция нарушила соглашение с президентом Украины Виктором Януковичем по передаче власти; соглашение, достигнутое в большой степени из-за того, что Путин заставил Януковича его подписать.
Когда оппозиция 22-го февраля захватила власть, вместо того, чтобы удалиться из центра Киева, как было договорено, Вашингтон и другие западные столицы праздновали «демократическую революцию», а не требовали выполнения соглашения, составленного Россией, министрами иностранных дел Франции и Германии, а также украинским правительством и оппозицией.
Совокупный эффект всех этих предательств, реальных и кажущихся, был таков, что взгляд Путина на Америку стал еще мрачнее. Это, а также стратегический эффект, который был бы произведен «потерей Украины» в пользу Запада, заставил Путина осуществить ловкую, но в конечном счете перешедшую через край операцию по оккупации и аннексии пророссийского Крыма.
Отмечая «несбывшиеся» надежды, содержавшиеся в союзе против джихадистов наподобие того, который был во время Второй мировой войны, Хилл и Гэдди цитируют Анжелу Стент: «Когда страны создают союзы, основанные на чрезвычайных обстоятельствах, таких как атака 11-го сентября, время жизни таких союзов обычно невелико, поскольку они преследуют определенные и ограниченные цели».
Стент приводит пример союза США и СССР против нацизма, который «стал рассыпаться, поскольку победители не могли договориться о том, что должно произойти после того, как Германия сдастся, и так началась Холодная война».
Недостатки этой аналогии очевидны. Союз США и СССР «начал рассыпаться», потому что нацизм был побежден.
Мировой революционный союз джихадистов еще не побежден. Напротив, он набирает силу. Более того, ни союза США-Россия, или Запад-Россия, не говоря о более широком союзе, который потребуется для победы над глобальным джихадом, заключено не было. По-видимому, Вашингтон слишком занят другими вещами, чтобы обратить внимание на эту сумеречную борьбу.
В самом деле, если речь идет о борьбе с джихадизмом и арабской «весне», Путин понимает ситуацию гораздо лучше, чем администрация Обамы. Как Путин и многие на Западе предупреждали, западное вмешательство как в Ираке, так и в Ливии против старых режимов ввергло эти страны в хаос и открыло дорогу для джихадизма в обеих странах. То же с большой вероятностью справедливо для Сирии и Синая.
Арабская Зима на самом деле представляет из себя часть революционной ситуации в большей части исламского мира, в котором глобальное исламское революционное движение и глобальный джихадистский союз усиливаются. Несмотря на всю его иногда грубость и жесткий подход, Путин имеет гораздо лучшее представление о природе «Арабской весны», чем нынешние политики США, все еще ослепленные нашим «культом революционности» и фантазиями о демократических революциях в регионе, не имеющем никаких предпосылок для демократии.
Арабская Зима представляет серьезную проблему для Путина. В декабре эмиры, контролирующие до 80 процентов муджахеддинов Кавказского Эмирата, базирующегося на российском Северном Кавказе, объявили об их поддержке Исламского государства (ИГИЛ) и его «халифа» Абу Бакра аль-Багдади. ИГИЛ теперь присутствует в России в форме Кавказского Эмирата Исламского государства (КЭ ИГИЛ). Как и Аль-Каида и главный идеолог джихада Абу Мухаммад Казем Аль-Макдиси, ИГИЛ с большой вероятностью рассматривает КЭ ИГИЛ в качестве своего пропускного пункта в Европу.
Все это опять показывает полную бессмысленность внедрения НАТО в российскую сферу влияния. Это подрывает безопасность Запада с двух сторон.
Это вызвало враждебность России и превратило ее в «самого большого геополитического противника Запада», каковым ее без всяких оснований обозвал республиканский кандидат в президенты на выборах 2012 года Митт Ромни.
Во-вторых, такое внедрение не отвечает требованиям эффективной борьбы против джихадизма, которая должна объединить всех основных игроков, и многих других, в хорошо оформленном союзе.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Gordon M. Hahn is an Analyst and Advisory Board Member of the Geostrategic Forecasting Corporation, Chicago, Illinois; Senior Researcher, Center for Terrorism and Intelligence Studies (CETIS), Akribis Group, San Jose, California Analyst/Consultant, Russia Other Points of View – Russia Media Watch; and Senior Researcher and Adjunct Professor, MonTREP, Monterey, California. Dr Hahn is author of three well-received books, Russia’s Revolution From Above (Transaction, 2002), Russia’s Islamic Threat (Yale University Press, 2007), which was named an outstanding title of 2007 by Choice magazine, and The ‘Caucasus Emirate’ Mujahedin: Global Jihadism in Russia’s North Caucasus and Beyond (McFarland Publishers, 2014). He also has authored hundreds of articles in scholarly journals and other publications on Russian, Eurasian and international politics and wrote, edited and published the Islam, Islamism, and Politics in Eurasia Report at CSIS from 2010-2013. Dr. Hahn has been a Senior Associate at the Center for Strategic and International Studies (2011-2013) and a Visiting Scholar at both the Hoover Institution and the Kennan Institute.